Военные столкновения в Кашмире в феврале 2019 г. были восприняты в мире как новый виток индо-пакистанского конфликта, выводящий его на следующую стадию эскалации. Освещая развитие событий, мировые СМИ и экспертное сообщество начали оценивать шансы перехода Индии и Пакистана от конвенциональных средств ведения войны к неконвенциональным, что, учитывая ядерный статус обеих сторон конфликта, является более чем оправданным. Тем не менее, современное состояние индо-пакистанских отношений, как и обстановка в Южной Азии в целом сильно изменились, из-за чего рассмотрение противостояния Индии и Пакистана исключительно в категориях безопасности утратило свою актуальность.
Дисбаланс сил
В военном отношении Индия всегда преобладала над Пакистаном, однако сегодня неравновесность стала ключевой характеристикой индо-пакистанских отношений. Индийская армия насчитывает 1.2 млн военнослужащих и 900 тыс. резервистов, которые организованы в 40 пехотных, бронетанковых, горнопехотных и механизированных пехотных дивизий. На вооружении армии стоят во многом устаревшие образцы еще советской техники, однако полным ходом идет программа перевооружения за счет поставок оружия из России, США, Израиля и организации собственного производства.
Но, пожалуй, более существенным фактором, обеспечивающим превосходство Индии над Пакистаном, является ее мощная экономика и разветвлённые дипломатические связи. Современная Индия – это не только региональный лидер, но и одна из самых быстрорастущих экономик мира, с которой стараются выстраивать отдельные отношения наиболее влиятельные государства и организации. Не случайно сразу после возобновления конфликта с Пакистаном министр финансов Индии Арун Джетли пообещал «предпринять шаги для обеспечения полной международной изоляции Пакистана»[1]. Индия действительно располагает такими возможностями, и последствия их могут оказаться гораздо более серьезными для Пакистана, чем от прямого военного столкновения.
В отличии от Индии Пакистан находится в крайне неблагоприятном положении. Страна переживает экономический и политический кризис, который в последнее время усугубляет непростая дипломатическая обстановка. Пакистан также обладает достаточно многочисленной (650 тыс. военнослужащих и 500 тыс. резервистов) и укомплектованной американским и собственным вооружением армией, однако в текущих условиях данное обстоятельство скорее обуславливает нестабильность, поскольку пакистанские военные зачастую проводят собственную, независимую от правительства политику, в особенности в вопросах взаимоотношений с Индией.
Служивший некогда сдерживающим фактором элемент ядерного сдерживания в индо-пакистанском конфликте на современном этапе лишь порождает дополнительные риски нестабильности. В пакистанской ядерной доктрине обозначены четыре основных «порога» (пространственный, военный, экономический и политический), при нарушении одного из которых Индией Пакистан обязан применить ядерное оружие[2]. Сегодня Индия способна нарушить их все, причем одновременно, поэтому Пакистан согласно собственной доктрине постоянно находится в боевой готовности, что с учетом своенравия пакистанского военного командования многократно увеличивает риск ядерной войны. Разумеется, подобное развитие сценария не нужно ни Исламабаду, ни Нью-Дели, поскольку его единственным исходом будет выжженная земля.
Интернационализация конфликта
Южная Азия рассматривается основными международными акторами в качестве одного из центров роста мировой экономики, который будет обеспечивать ее развитие следующие несколько десятилетий. Емкий рынок (население Южной Азии около 1.5 млрд человек) и выгодное географические положение делают регион важным компонентом мировой торговли. Помимо этого, последние два десятилетия в регионе стремительно развивается промышленное производство (преимущественно за счет Индии), что повышает его инвестиционную привлекательность.
При том, что Индия признана безоговорочным региональным лидером, значение Пакистана также велико, прежде всего благодаря транзитному потенциалу его территории. Причем наиболее востребованы транспортные услуги Исламабада, как ни странно, со стороны Индии, поскольку Пакистан – ее единственный сосед на северо-западном направлении. Отсутствие позитивных отношений между Индией и Пакистаном блокирует экономическую интеграцию по линии Север-Юг и, как следствие, тормозит экономическое развитие Южной Азии в целом.
По этой причине, например, Индия вместо того, чтобы налаживать прямое сообщение с Ближним Востоком, Центральной Азией и Европой через Пакистан, вынуждена инвестировать средства в иранский порт Чабахар, который по замыслу Нью-Дели станет перевалочным пунктом на пути движения ее товаров в указанные регионы. По этой же причине, с 1990-х гг. в замороженном состоянии находится проект газопровода из Ирана, из-за чего Индия вынуждена удовлетворять растущие потребности в газе за счет поставок СПГ.
В свою очередь Пакистан оказавшись отрезанным от индийских проектов последние несколько лет проводит линию на сближение с Китаем и Саудовской Аравией, крупнейшим проектом трехстороннего сотрудничества которых является китайско-пакистанский экономически коридор (КПЭК или CPEC). Став проводником китайских интересов в регионе Южной Азии, Пакистан внес дополнительный конфликтный аспект не только в отношения с Индией, для которой китайская угроза сегодня становится более серьезной, чем пакистанская (что находит соответствующее отражение в военной и ядерной доктринах), но и с США, которые стремятся остановить экономическую экспансию Китая во всех стратегически важных регионах.
Для оказавшегося в региональной изоляции Пакистана КПЭК остается практически единственной возможностью интеграции в мировую экономику, а китайские инвестиции важнейшим источником внутреннего роста. При этом, проходит китайско-пакистанский коридор именно через спорную кашмирскую территорию, от стабильности которой соответственно зависит будущее КПЭК и отношений с Китаем. Поэтому любая эскалация в зоне индо-пакистанского конфликта сегодня может привести к катастрофическим последствиям для пакистанской экономики.
Кашмирская дилемма
Таким образом сегодня кашмирская проблема стоит наиболее остро не столько перед Индией, которая может обойти связанные с ней ограничения за счет внутренних ресурсов и внешней поддержки, сколько перед Пакистаном, вынужденным сталкиваться с ней на регулярной основе, не имея при этом средств для ее урегулирования.
Февральская террористическая атака движения «Джаиш-е-Мухаммад» на индийских военных, которая и привела к очередной эскалации индо-пакистанского конфликта, прежде всего свидетельствует не столько об антагонизме между Индией и Пакистаном, сколько о неспособности последнего обеспечить здоровое функционирование государства и общества. Современный Пакистан представляет собой крайне нестабильную политическую конструкцию. Цивилизация в Пакистане сосредоточена лишь в нескольких наиболее развитых районах и крупных городах (Синд, Пенджаб), за пределами которых вплоть до весьма условных границ с Афганистаном простираются захлебывающиеся от нищеты и демографии цивилизационные «трущобы», где процветают феодальные и родоплеменные отношения[3].
Во времена советской операции в Афганистане совместно с США пакистанские элиты разработали довольно успешную схему того, как при помощи радикального ислама можно использовать высокую пассионарность населения провинции в политических целях. Затем аналогичная тактика была также эффективно использована в Индии. Но с какого-то момента центр утратил контроль над периферией, и разного толка радикальные идеологии начали распространяться спорадически[4].
Кашмирская проблема перестала быть элементом индо-пакистанского противостояния, превратившись в отдельную самовоспроизводящуюся реальность, которая представляет одинаковую опасность как для Индии, так и для Пакистана. За последние 15 лет в Пакистане жертвами многочисленных террористических актов стали более 40 тыс. человек, и террористическая угроза только продолжает расти[5]. Таким образом решение индо-пакистанского конфликта стало зависеть не от диалога с Индией, а от способности Пакистана проводить эффективную экономическую и социальную политику, которая способствовала бы консолидации общества на основе позитивной идеологической повестки.
Обозначенный процесс окажется значительно успешнее при участии в нем Индии. Взяв на вооружение китайскую дипломатическую модель, в соответствии с которой экономическая интеграция предшествует политическому урегулированию[6], Индия и Пакистан могут начать движение навстречу друг другу в экономической сфере, тем более что она содержит огромный потенциал для роста. Из-за низкого уровня взаимоотношений торговый оборот между соседними Индией и Пакистаном находится на уровне всего лишь $2.15 млрд, при том что суммарный индийский экспорт в 2018 г. достиг $390 млрд[7]. Совместные транспортные, энергетические и инвестиционные проекты могут стать не только взаимовыгодной основой сотрудничества для Индии и Пакистана, но и источником экономического роста для всей Южной Азии.
Поскольку конфликт между Индией и Пакистаном вышел за пределы индо-пакистанского политического дискурса, международный фактор будет оказывать на него значительное влияние. В сохранении напряженности в зоне Кашмира заинтересованы США, которые намерены использовать Индию для противостояния китайским региональным и глобальным амбициям. Заинтересован в этом и Китай, поскольку индо-пакистанский конфликт рассматривается им в качестве инструмента влияния на Южную Азию. Однако по мере роста востребованности региона Южной Азии мировой экономикой, актуальность индо-пакистанского антагонизма будет сокращаться, и тогда Исламабад и Нью-Дели смогут окончательно перейти от модели конфронтации к новому сотрудничеству.
Иван Сидоров
