На первый взгляд положение уйгурского населения в китайском Синьдзяне является классическим примером нарушения прав человека. В этой связи национальная политика китайского правительства, опирающаяся на тотальный контроль и силу, вызывает серьезное беспокойство в мире и регулярно подвергается критики со стороны правозащитников и журналистов. Однако уйгурская проблема имеет ряд других существенных аспектов, важнейшим среди которых в контексте современной мировой политики оказался цивилизационный, поэтому у нее не может быть однозначных трактовок и решений.
Новые рубежи Китая
Синьцзян-уйгурский автономный район Китая один из самых труднодоступных регионов планеты. В него также сложно попасть, как и затем покинуть, а глухие голоса его жителей доносят до мира лишь отдельные отважные журналисты.
С китайского языка Синьцзян переводится как «новая граница» или «новые рубежи», что полностью соответствует географическому положению района на северо-западе Китая на границе с Центральной Азией, Афганистаном, Пакистаном и Индией, где синская цивилизация соприкасается с исламской. Пограничное положение Синьцзяна обуславливает и его этнический состав. Так, более половины 20 млн населения составляют тюркоязычные народы, наиболее многочисленным среди которых являются уйгуры.
Синьдзян или Восточный Туркестан на протяжении всей своей истории взаимодействовал с китайским государством, и отношения их преимущественно носили враждебный характер. Китай затрачивал колоссальные ресурсы для присоединения геополитического очага тюрко-исламской цивилизации у своих северо-западных границ, но достичь этой цели удалось лишь в XX в. В 1949 г. Синьдзян был окончательно включен в состав КНР, однако напряжение в отношениях центрального правительства и местного населения сохранилось.
Для подавления волнений и хозяйственного освоения Синьдзяна в 1954 г. была создана военизированная структура – Синьцзянский производственно-строительный корпус, который существует и по сей день и насчитывает до 2.5 млн. человек. Несмотря на регулярные восстания в отдельных областях и столкновения с правительственными войсками, Синьцзян вплоть до начала 2000-х гг. находился скорее на положении «захолустья», где местному населению удавалось сохранять свои традиции и веру.
Уйгуры в основной массе своей исповедуют ислам суннитского толка. До определенного момента данное обстоятельство хотя и служило основой для недоверия со стороны правительства, но тем не менее не было главной причиной конфликта. Уйгурские города были плотно застроены мечетями и медресе, а люди открыто выражали свою религиозную принадлежность и жили привычным для себя укладом. Однако ситуация резко ухудшилась после распада СССР, когда в соседней Центральной Азии образовались национальные государства тюрков.
Падение берлинской стены и «железного занавеса» сделали государственные границы условнее. Мир охватила новая волна национализма и исторического ревизионизма. Изменившиеся глобальные политические реалии сделали как никогда актуальной идею возвращения суверенитета уйгурам и восстановления Восточного Туркестана в качестве независимого государства, объединяющего тюркские народы Центральной Азии.
Но вместе со светскими идеями об уйгурском государстве, появились и религиозные фундаменталистские концепции, сторонники которых как правило отличаются гораздо более высокой пассионарностью. В 1993 г. было образовано Исламское движение Восточного Туркестана, которое своей целью провозгласило не только восстановление уйгурского государства, но и исламизацию всего Китая. Организация взяла на себя ответственность за более чем 200 терактов, подозревается в связях с Талибаном и Аль-Каидой, принимала участие в войнах в Афганистане, Пакистане и Сирии.
Столкнувшись с внутренними и внешними угрозами пришедшей эпохи, Китай решил прервать историческую традицию изоляционизма и напротив открыл себя новым веяниям. В стране были проведены рыночные реформы и частичная либерализация общественной жизни, в Китай хлынули инвестиции, технологии, новые идеи, и в итоге к концу первого десятилетия XXI в. КНР набрала достаточную мощь, чтобы бросить вызов еще несколькими годами ранее свободно навязывающим свою волю всему миру США.
Пока Пекин был занят рыночными преобразованиями уйгурское население Синцзяна продолжало жить в соответствии со своими традициями, насколько это было возможно делать в тени быстрорастущих китайских кварталов. Но ситуация радикально изменилась после объявления инициативы Пояса и Пути.
К началу 2010-х гг. китайская экономика достигла таких масштабов, что ей стало тесно в национальных границах. Для сохранения высоких темпов экономического развития перед Пекином остро встала проблема открытия дополнительных рынков сбыта. Для этого, в 2013 г. была объявлена инициатива Пояса и Пути – сети транспортных коридоров, которые свяжут Китай с потенциальными рынками сбыта в Азии, Европе и Африке.
Одно из ответвлений Пояса и пути следует в Центральную Азию через «новые рубежи» Синьдзян-уйгурского автономного района. Практически вплоть до 2010-х гг. в регионе господствовал традиционный уклад экономики с низким уровнем урбанизации и плохо развитой инфраструктурой. Для того, чтобы подготовить район к обильному экспортному товарному потоку, в регион пришли крупные инвестиции, началась активная городская застройка и дорожное строительство.
Цифровой кошмар будущего
Поскольку в соответствии с новой экономической политикой Китая Синьдзян-уйгурский автономный район становился узловым транспортным хабом, обеспечивающим связь КНР со странами Центральной Азии, возобновилась угроза распространения тюркского национализма в регионе. Налаживание прямого транспортного сообщения с центрально-азиатскими странами существенно упростит контакты народов, проживающих по обе стороны государственной границы, что станет благоприятной почвой для деятельности тюркских политических движений.
К 2010 г. отношения между уйгурами и правительством были серьезно испорчены. После массовых протестных акций и серии терактов в Синьдзяне, спровоцированных новостями об убийстве уйгурских рабочих на юге Китая, китайское правительство активизировало репрессивные меры для подавления националистических устремлений уйгурского населения. А поскольку после реализации проекта Пояса и пути Пекин будет вынужден на постоянной основе контактировать с тюркскими народами Центральной Азии, постепенно отдельные репрессии были заменены целенаправленной политикой социального инжиниринга.
К решению проблемы уйгурского национализма и сепаратизма Китай подошел со свойственным ему грандиозным масштабом. Используя все новейшие достижения четвертой научно-технической революции, Пекин на практике воплотил в Синдзянь-уйгурском автономном районе наиболее изощренные идеи по социальному контролю.
Из-за обилия полицейских отрядов, блокпостов и спецтехники Синьцзянь больше похож на оккупированную территорию. За местными жителями регулярно ведется видеонаблюдение, причем располагаются камеры через каждые несколько метров, а поводом для повышенного внимания устройства к прохожему может стать резко поднятая рука. У каждого жителя Синьдзяна есть пластиковое удостоверение личности. Его нужно предъявлять не только в муниципальных учреждениях, магазинах и на транспортных остановках, но и при переходе из одного района города в другой. На телефоны жителей (в особенности это относится к мусульманам) установлено приложение JingWang Weishi, которое сканирует весь поток информации, проходящий через гаджет, и выявляет потенциальные угрозы.
Важная особенность китайской национальной политики в Синьдзяне заключается в том, что все перечисленные выше меры являются частью единой системы контроля социального поведения граждан. Уже несколько лет в районе действует практика присвоения жителями на основе всех собранных о них данных «баллов лояльности», по количеству которых определяется набор доступных социальных возможностей.
Высокий социальный рейтинг помогает жителям Синьдзяна при поиске работы и жилья, предоставляет право на скидку при оплате счетов ЖКХ или низкую процентную ставку по кредиту в банке. Однако в случае падения рейтинга, поводом для которого может стать посещение мечети или подозрение в связях с неблагонадежными людьми, описанные бонусы легко утратить.
В таком случае вероятнее всего у человека возникнут проблемы на работе, ему будет запрещено перемещаться по стране, а его детям может быть отказано в предоставлении образовательных услуг. При наиболее негативном сценарии гражданин с низким социальным кредитом может оказаться в одном из «воспитательных лагерей». В последнее время стали появляться сообщения о том, что на социальный рейтинг могут повлиять и результаты теста ДНК, который все жители Синьдзяна прошли в рамках обязательного медицинского освидетельствования.
Столкновение цивилизаций
Ситуация в Синьдзяне широко известна мировому сообществу и регулярно обсуждается в средствах массовой информации, преимущественно западных. В них действия китайского правительства однозначно трактуются как грубое нарушение прав человека, граничащее с преступлением против человечности. Особое внимание обращается на воспитательные лагеря, в которых по разным данным против своей воли содержится от 120 тыс. до 2 млн. уйгуров.
Даже самая низкая цифра, приводимая журналистами, все равно очень внушительна, но в случае проблемы Синьдзяна наиболее важным является ее сущностный аспект. Фактически усилиями государственной машины (расходы КНР на внутреннюю безопасность последние несколько лет на 10-13% превышают затраты на оборону) Пекин перепрограммирует 10 миллионный уйгурский народ, принудительно вынуждая его, отказываться от национальной одежды, традиционных ремесел, веры и привычного образа мысли.
Однако несмотря на это, каких-либо серьезных действий по отношению к Китаю в правовом или политическом поле применено не было. Более того, многие правительства поддерживают китайскую политику в Синьдзяне, рассматривая ее в качестве эффективной меры по противодействию экстремизму.
8 июля 2019 г. послы 22 стран-членов Совета ООН по правам человека подписали совместное письмо с требованием к Китаю прекратить репрессии против уйгуров и других мусульманских народов Синьдзяна и освободить содержащихся в лагерях пленников. Поддержали это требование преимущественно европейские страны, а именно Австралия, Австрия, Бельгия, Канада, Дания, Эстония, Финляндия, Франция, Германия, Исландия, Ирландия, Япония, Латвия, Литва, Люксембург, Нидерланды, Новая Зеландия, Норвегия, Испания, Швеция, Швейцария и Великобритания[1].
Спустя несколько дней в ООН появилось ответное письмо, оправдывающее действия Китая. Подписавшие его 37 государств, Алжир, Ангола, Бахрейн, Беларусь, Боливия, Буркина-Фасо, Бурунди, Камбоджа, Камерун, Коморские Острова, Конго, Куба, Демократическая Республика Конго, Египет, Эритрея, Габон, Кувейт, Лаос, Мьянма, Нигерия, Северная Корея, Оман, Пакистан, Филиппины, Катар, Россия, Саудовская Аравия, Сомали, Южный Судан, Судан, Сирия, Таджикистан, Того, Туркменистан, Объединенные Арабские Эмираты, Венесуэла и Зимбабве[2], обратили внимание объединённых наций на высокие достижения Китая в области прав человек. По их мнению, политика Китая в Синьдзяне исключительно гуманна, поскольку на угрозу внутреннего терроризма китайское правительство ответило не повсеместными репрессиями, а социально-экономическими программами по реабилитации и перевоспитанию граждан.
Международная реакция на политику Китая в Синьдзяне имеет несколько примечательных моментов. Во-первых, письмо с критикой в адрес КНР не поддержала ни одна мусульманская страна. Несколькими годами ранее во время обострения конфликта между правительством и мусульманами рохинья в Мьянме, мировое исламское сообщество (в том числе и российское) выступили с критикой в адрес бирманских властей и призвали прекратить преследование единоверцев. Во всем мире был организован сбор средств в поддержку рохинья, начато несколько правовых процедур.
Применительно к уйгурской проблеме в Китае ничего подобного сделано не было. Напротив, несколько крупнейших мусульманских стран, в частности, Саудовская Аравия, Пакистан и Египет открыто поддерживают действия китайского правительства. Даже президент Турции Эрдоган, долгое время считавшийся защитником интересов тюркских мусульман в Китае, после своего визита в Поднебесную в начале июля 2019 г. заявил, что придерживается политики единого Китая и считает, что китайское правительство создало максимально комфортные условия для всех национальных меньшинств[3].
Другая немаловажная особенность проблемы уйгуров заключается в реакции на нее великих держав. Так, среди стран, осудивших политику Китая в Синьдзяне, не оказалось крупнейших геополитических конкурентов КНР США и Индии, а Россия, где проживает многомилионная исламская и тюркская община, вовсе оказалась одним из главных инициаторов сбора подписей в поддержку Китая.
Объясняется подобный политический расклад тем, что помимо внутриполитического, правового, гуманитарного измерений проблема прав человека в Синдзяне имеет и геополитический аспект. Современный Китай – это крайне влиятельная мировая держава, контролирующая около половины мирового промышленного производства. Влияние КНР на мировую экономику столь велико, что даже США не рискуют использовать естественную слабость своего соперника, опасаясь деградации мировой экономический системы.
Кроме того, проблема уйгуров в китайском Синьдзяне имеет типовой характер и в том или ином виде характерна для большинства полиэтнических стран мира. Этим объясняется, например, пассивность в уйгурском вопросе Индии или Ирана, где имеются собственные проблемы с национальными меньшинствами (Кашмир и Южный Азербайджан).
Многие страны мира, например, тюркоязычные государства Центральной Азии, Россия, Пакистан и даже Турция, не хотят подвергать риску политический и экономический альянс с Китаем из-за уйгурской проблемы, особенно в контексте разворачивающегося глобального противостояния с политической гегемонией США.
Наконец, последний важный аспект синьдзянской проблемы, заключается в том, что китайская программа социального преобразования в Синьдзяне не является беспрецедентным социальным феноменом. История знает не один модернизационный проект, когда как, например, в России при Петре Великом, в Японии при императоре Мейдзи или Сингапуре при Дэн Сяопине, происходил насильственный слом традиционного общества и насаждение нового политического и экономического уклада, и в итоге все эти нации серьезно преуспели.
Китайская цивилизационная революция в Синьдзяне имеет ряд особенностей, например, широкое применение информационных технологий и большое влияние на нее проблемы безопасности, но конечной ее целью обозначено преобразование общества и вывод его на более высокую ступень развития.
Как сообщают китайские средства массовой информации, в Синьдзяне начался стремительный рост экономики. Последние несколько лет ВВП растет в среднем на 6-7% в год и в 2018 г. достиг уровня в 174.7 млрд долларов. Бурно развивается торговля, транспортная сфера и туристическая отрасль. В 2018 г. Синьдзян посетили 150 млн туристов, ожидается, что в 2019 г. регион примет 200 млн[4]. Положительные перемены фиксируют даже западные журналисты, отмечающие, что уйгурские города целиком перестроены в соответствии со всеми современными подходами и требованиями к здоровой городской среде при сохранении традиционных особенностей планировки и украшения зданий.
Многие страны мира, в особенности за пределами европейской цивилизации, смотрят сегодня на Китай как на образцовую модель государственного строительства. В этой связи подходы КНР к национальной политики в Синьдзяне воспринимаются как практические наработки по управлению социумом со сложной этнической или религиозной структурой. Не случайно китайская государственная компания CEIEC, занимающаяся поставками технологий для наблюдения, имеет представительства в ряде стран Африки и Латинской Америки. В частности, благодаря китайским технологиям в Эквадоре удалось снизить уровень преступности на 11%.
Таким образом, обозначается еще один критический аспект уйгурской проблемы в Китае – цивилизационный. Сегодня в китайском Синьдзяне наблюдается классическое столкновение патриархального общества и общества модерна, а в международном измерении уйгурской проблемы ярко проявился известный со времен Платона конфликт западной (европейской) и восточной (азиатской) цивилизаций.
Противостояние Востока и Запада сегодня распространяется далеко за пределы торговой и военно-политической сферы, поскольку конкуренция ведется за новый мировой порядок. Не случайно уйгурская проблема обострилась при реализации политики Пояса и Пути, ключевого глобального проекта Китая. Фактически через экономику и политику ведется борьба за смыслы.
А пока мировые цивилизации, подчиняясь своему важнейшему свойству, сталкиваются, жители Синьдзяна продолжают перевоспитываться в специализированных лагерях в надежде на дополнительные баллы социальной лояльности, выполняя в свою очередь собственную ключевую функцию – быть топливом истории.
Иван Сидоров
