Три принципа новой внешней политики России

2014 год стал важнейшей вехой в истории российского государства. Он не только ознаменовал вхождение Республики Крым в состав Российской Федерации, начало кризиса в отношениях с Украиной и разрыв со странами Европы и США, но и подвел черту под четвертьвековой дипломатической традицией новой России.

Начиная с М. Горбачева, все российские лидеры новейшей истории грезили о «едином европейском доме». Б. Ельцин с идеей всестороннего сотрудничества с США и Европой, Д. Медведев с концепцией евроатлантической системы безопасности и даже В. Путин, которого зарубежные СМИ как правило представляют консерватором, проводили прозападный курс, основанный на «европейском выборе» России.

Тем не менее интегрировать Россию в евроатлантический мир не удалось даже демократам первой волны. Когда же в стране на рубеже 1990-2000-х гг. начался восстановительный рост экономики, сопровождавшийся укреплением российского суверенитета и международной дееспособности, в отношениях России со странами Запада проявились ранние признаки назревающего конфликта.

Довольствуясь положением гегемона в унилатералистском мире, США негативно воспринимают появление на международной арене влиятельных независимых игроков. Европейские элиты, опасаясь за стабильность бизнес-среды Европейского союза, которую изнутри подтачивает непродуманная политика расширения, предпочли отгородиться от «угрозы с Востока», нежели сделать шаг навстречу. Для поддержания диалога Россия, США и ЕС организовали несколько совместных дипломатических площадок, которые лишь законсервировали отношения на начальном этапе их развития.

Так, пребывая в состоянии перманентного балансирования, развивались отношения России с условным коллективным Западом последние 15 лет, пока, наконец, в 2014 г., преодолев несколько кризисов и «перезагрузок», не рухнули из-за событий на Украине.

Геополитический разрыв между Россией и Западом вызвал несколько ударных волн, которые оказали деструктивное воздействие и на другие направления российской внешней политики. В частности, значительный ущерб был нанесен отношениям Москвы со странами постсоветского пространства.

Сделав комплементаризм и многовекторность основой своей дипломатии, страны бывшего СССР на протяжении всей постсоветской истории также участвовали в политическом балансировании между Россией и Западом, извлекая из него собственную выгоду. Когда же эта дипломатическая система перестала функционировать, возникла потребность в калибровке внешнеполитической стратегии.

Активная позиция Москвы по национальной проблеме в Украине, ее бескомпромиссная политика по защите прав русскоязычного населения и собственных интересов в области безопасности в 2013-2014 гг. были с настороженностью восприняты в столицах на пространстве СНГ. При сохранении внешне позитивного отношения к России во многих странах постсоветского пространства (включая партнеров по Евразийскому союзу) были инициированы процессы отказа от диалога с Москвой и выхода из совместных с ней проектов. Переход с кириллицы на латиницу в Казахстане, активизация политики «дальней дуги» в Белоруссии, бархатная революция в Армении, прекращение «блестящей изоляции» в Туркменистане во многом обусловлены описанными процессами.

Таким образом, в 2014 г. сбился не только глобальный вектор российской политики, но и региональный. Вся система отношений, которую Россия выстраивала с момента распада СССР, утратила актуальность, поставив Москву, как это было неоднократно в истории, перед необходимостью формирования нового внешнеполитического курса.

Существуют два основных взгляда на российскую внешнюю политику после 2014 г. Один из них представлен тезисом «разворот на Восток». Его придерживаются многие российские и азиатские (прежде всего китайские) эксперты и журналисты, и суть его заключается в том, что потери от ограничения отношений со странами Европы и США Россия компенсирует за счет активизации контактов с азиатскими странами (прежде всего Китаем). Другая позиция, которую активно тиражируют европейские и американские СМИ, находит более широкий международный отклик и сводится к тому, что политика России после 2014 г. – это политика страны в изоляции.

В действительности трансформация, которую претерпевает российская внешняя политика последние пять лет, имеет гораздо более глубокие корни. Происходит пересмотр базовых принципов российской дипломатии и определяется содержание новой внешнеполитической стратегии.

На данный момент переход к новой внешней политике не закончен. Этот процесс имеет много аспектов и довольно серьезно растянут во времени. Тем не менее уже сегодня можно выделить три базовых принципа, которые будут лежать в основе российской внешней политики на следующем цикле ее взаимодействия с международной средой.

Первым принципом новой российской внешней политики стало активное проецирование силы на международной арене. Ярчайшим примером его имплементации является сирийская кампания. В союзе с Ираном, Ираком, Сирией, Ливаном и при поддержке Турции Россия не только нанесла крупное поражение международному терроризму и сохранила легитимное правительство Б. Асада, но и значительно укрепила дипломатические и военные позиции на Ближнем Востоке. Следствием операции в Сирии стал выход на новый уровень диалога с Саудовской Аравией, Израилем, Египтом. Сирийский успех открыл России дорогу на Север Африки и в Южную Азию.

Важным испытанием для российской внешней политики оказался внутриполитический кризис в Венесуэле. Многими наблюдателями как внутри России, так и за ее пределами признавалась бесперспективность вмешательства Москвы во внутренние дела Венесуэлы. Однако практика показала, что действия России в Венесуэле оказались по-гегелевски разумными. Выполнение союзнических обязательств перед правительством Мадуро гарантирует безопасность российских инвестиций и служит демонстрацией российского влияния для всей Латинской Америки. Действуя в зоне прямых американских внешнеполитических интересов, Москва создает дополнительные возможности в диалоге с США, доказательством чему служит недавний визит госсекретаря Помпео в Сочи, одной из главных тем которого ожидаемо оказался венесуэльский кризис.

При этом, венесуэльский пример также показал, что проецирование силы подразумевает не столько задействование военного фактора, сколько твердое следование избранной политической линии и готовность отстаивать ее до конца. Российское руководство научилось трезво оценивать возможности страны, а потому применяет силовой ресурс рационально. Другим подтверждением данного тезиса стала реакция Москвы на эскалацию ирано-американских отношений в первой половине 2019 г. От России, как от одного из гарантов СВПД и союзника Ирана в сирийском конфликте, ожидали активных действий, однако она предпочла остаться в стороне.

Вторым принципом новой внешней политики России следует признать отказ от многостороннего, блокового формата отношений в пользу двустороннего. Весь постсоветский опыт России по выстраиванию отношений с интеграционными блоками, либо созданию собственных организаций в большинстве случаев оказался негативным. Когда Москва оказалась в тяжелом международном положении дружественные и нейтральные политические блоки выступили консолидировано против нее, а собственные интеграционные структуры не оказали должной поддержки.

С другой стороны, все большую эффективность доказывает индивидуальный подход. Не случайно Россия все чаще предпочитает двусторонние контакты блоковым. В Европе, это позволяет частично обходить негативные последствия санкционной политики, так как если Европейский союз намерен сохранять действие антироссийских санкций до урегулирования украинского кризиса, то по отдельности страны Европы готовы продолжать отношения с Россией по отдельным направлениям сотрудничества, как, например, Франция и Германия, либо по всем сразу, как Австрия, Италия или Венгрия.

Индивидуальный подход предоставляет широкое поле для манёвра и в Азии. Многими высказывались небезосновательные опасения по поводу того, что, отказавшись быть сателлитом США и сделав ставку на Китай, Россия рискует попасть в зависимость от Поднебесной. Однако этого не произошло. Помимо Китая в Восточной Азии Россия обновила отношения с Вьетнамом, Японией, Южной и Северной Кореей, Индонезией, странами блока АСЕАН. В отношениях с Китаем при этом удалось сохранить высокий уровень доверия и воплотить на практике формулу «Россия и Китай могут не во всем соглашаться, но не должны иметь разногласий».

Применение индивидуального подхода на постсоветском пространстве имеет свои преимущества и недостатки. С одной стороны, отмеченная тактика позволяет обходить многие противоречия и поддерживать эффективные контакты с рядом стран пространства СНГ. Пример успешных отношений с Азербайджаном и Узбекистаном доказывает состоятельность данного подхода. С другой стороны, ставка на двусторонний формат отношений неизбежно приводит к ослаблению интеграционного импульса на постсоветском пространстве. Наиболее заметно это становится на примере Евразийского союза, который последние годы развивается по большому счету инерционно.

Из-за активной эксплуатации принципа двусторонних отношений Россию в мире многие признают ренегатом, отступником, мечтающем о расколе единой Европы или евроатлантической зоны безопасности. Однако это узкий взгляд на проблему. Хотя Россия не первый год успешно практикует принцип двусторонних контактов, по-настоящему его популяризировал американский президент Д. Трамп, начав эпоху протекционистских торговых войн. Кроме того, ярым сторонником индивидуализма в международных отношениях выступила Великобритания, которая после Брекзита активно работает над восстановлением собственных международных позиций и закрепляет их новыми двусторонними альянсами. Подобной тактики придерживает Китай, предпочитающий за счет прямых контактов обходить региональные блоковые ограничения.

Наконец, третьим принципом российской дипломатии становится автономизации ее международной деятельности. Практика антироссийских санкций и ограничений, а также беспрецедентное внешнее давление продемонстрировали уязвимость России в современной системе международных отношений. Для преодоления внешних ограничений российское правительство объявило целый ряд инициатив, которые должны существенно повысить уровень автономности и суверенности России на международной арене. Была начата политика импортозамещения, расширены внешние экономические и финансовые контакты, ведется поиск внутренних источников роста.

Важным проектом, призванным повысить международную автономность России, является расширение политической и экономической деятельности в арктическом регионе. Ценность Арктики для России сегодня заключается не только в ее природных богатствах, но и в колоссальном геополитическом потенциале, задействовав который Россия навсегда может изменить свой глобальный статус. Развитие Северного морского пути создает перспективу для превращения России из континентальной державы в морскую, что навсегда решит стратегическую задачу, которая была импульсом для российской внешней политики на протяжение более трех веков.

Промежуточным итогом процесса автономизации российской внешней политики можно признать успехи отрасли по производству сжиженного природного газа (СПГ). За довольно короткий период Россия совершила качественный рывок в данном направлении и стала заметным игроком на СПГ-рынках Европы и Азии. Хотя Россия отстает от лидеров отрасли – Катара, Алжира, Нигерии и Австралии – она продемонстрировала способность адаптироваться к изменчивым международным условиям и предлагать новые решения. Но самое важное, развитие СПГ-технологий и наращивание экспорта сжиженного газа повышает безопасность российской энергетической отрасли, делает ее менее зависимой от стран-транзитеров, позволяет бороться с политикой по «выдавливанию» России с рынка Европы и сохранять позицию крупнейшего игрока на энергетическом рынке.

Уникальность текущего момента для России заключается в том, что решение задач, стоящих перед ней во внешнеполитической среде, целиком коррелируется с трендами современной глобальной политики. По этой причине представленные принципы, а именно активное проецирование силы, ставка на двусторонние контакты и повышение автономности внешней политики уже сегодня стали ежедневной практикой для российской дипломатии. Обновление внешнеполитического курса в соответствии с запросами времени позволит обеспечить долгосрочное устойчивое развитие России. Главное, чтобы дальнейшая трансформация внешней политики напрямую соответствовала задачам внутреннего развития.

 

Иван Сидоров