Во времена Холодной войны Африка была основным полем боя, на котором разворачивалось противостояние капиталистического и социалистического блоков. Континент был буквально поделен между США и СССР на сферы влияния. Каждая из сверхдержав проводила в Африке под своей эгидой военные операции, занималась тренировкой национальных войск, формировала путем финансовых вливаний и академических обменов лояльные себе элиты. Именно на африканском континенте холодное геополитическое противостояние капитализма и социализма часто приводило к горячим военным конфликтам.
После распада СССР и ликвидации социалистического блока исчез один из системообразующих факторов в африканской системе международных отношений. Образовался зияющий вакуум силы, который поспешно заняли западные страны и корпорации. В Африке была отчасти восстановлена колониальная система эпохи классического баланса сил с той лишь разницей, что для контроля над африканскими государствами используются новые экономические и информационные рычаги.
Вместе с уходом СССР из Африки была упразднена и социалистическая система ценностей. Миллионы жителей африканских государств утратили идеологическую основу жизни. Большая часть местных элит смогла предложить населению лишь бесконечную гражданскую войну в качестве основы общественного устройства, поэтому для многих единственным выходом, гарантировавшим хоть какую-то социальную стабильность, оказались разнообразные радикальные исламистские учения. Континент накрыла волна новых конфликтов самой разнообразной природы происхождения.
Из-за неспособности старых колониальных держав Запада предоставить странам Африки базовые идеологические основания для стабильного развития, регион охотно рассматривал в качестве партнеров альтернативных игроков. С середины 2000-х гг. началась китайская торговая экспансия, и уже в 2009 г. КНР обогнала США, став крупнейшим торговым партнером африканских стран. В 2013 г. разрыв между США и Китаем по торговым показателям увеличился в 2.5 раза. Объем взаимной торговли Китая и Африки превысил $210 млрд[1].
Китайский пример продемонстрировал всему миру, что отношения с африканскими странами можно выстраивать на совершенно иной, коммерчески взаимовыгодной и современной платформе. Африка – это не угнетенный, зависящий от внешних доноров регион, а область, готовая к равноправному диалогу.
Вслед за КНР в регионе начали наращивать свое присутствие и другие государства. Бразилия, Индия, арабские монархии Персидского залива и Турция также подключились к новой геополитической гонке на африканском континенте. В Африку устремились дополнительные финансовые и технологические потоки, были сформированы новые дипломатические альянсы.
Из-за усилившейся конкуренции страны Африки стали гораздо более критически оценивать деятельность Китая на континенте. Поднебесную обвиняли в недобросовестной конкуренции, эксплуататорском отношении и империалистических амбициях. В обмен на экономическое и политическое сотрудничество африканские правительства потребовали большего участия в делах континента и увеличения гуманитарной, медицинской и социальной поддержки. Таким образом важнейшими критериями для успешной конкуренции в Африке оказались не только капитал, технологии и политический вес, но и способность решать региональные проблемы и отвечать на локальные вызовы.
Новые политические условия в регионе оказались крайне благоприятными для возвращения в африканскую политику России. После успешной сирийской кампании имидж Москвы в мире за пределами западной цивилизации существенно возрос. Увеличился спрос на российские вооружения, энергетические, инфраструктурные, транспортные и добывающие технологии. Кроме того, Россия продемонстрировала высокую эффективность в борьбе с экстремизмом и терроризмом, обеспечении безопасности и правопорядка в зонах конфликтов и постконфликтном восстановлении экономики.
Российский опыт оказался крайне востребован в африканских странах, во многих из которых уже долгое время продолжаются кровопролитные конфликты. 23 из 54 государств Африки заключили с российским правительством военные контракты, которые предусматривали не только поставки вооружений и техники, но и проведение совместных операций против террористических группировок, строительство военных баз, объектов инфраструктуры и медицинских учреждений и направление в регион российских инструкторов и консультантов по безопасности[2].
Сотрудничество в военной сфере и сфере безопасности открыло возможности для наращивания экономических и бизнес-контактов. Нигерия и Судан начали переговоры с Россией о сотрудничестве в области атомной энергетики, Египет подписал контракт о строительстве АЭС в Эль-Дабаа. Помимо этого, в 2016 г. российское и египетское правительство подписали соглашение о создании промышленной зоны в районе Суэцкого канала, где будет налажено производство российских грузовиков, сельскохозяйственных машин, продуктов нефтехимии и железобетонных изделий[3].
В 2018 г. Россия активизировала контакты с руководством Габона, Руанды, Анголы, Замбии, ЦАР. Большие перспективы для России имеет открытие военной базы на Африканском роге в районе Баб-эль-Мандебского пролива, о чем идут соответствующие переговоры с правительством Эритреи[4]. Компания Алроса занимается добычей руд и алмазов в Анголе (в 2015 г. был заключен новый контракт о разработке месторождений Луаши и Чиузо), Лукойл успешно работает в Нигерии, Газпром в Алжире, Намибии и ряде других стран, а Русал занимает доминирующие позиции в добыче бокситов в Республике Гвинея. С 2010 по 2018 г. торговый оборот между Россией и Африканскими странами увеличился с $5 до $12-14 млрд[5], а сумма накопленных российских инвестиций в Африку превысила $17 млрд[6].
По совокупному уровню экономических контактов с африканскими странами Россия на сегодняшний день сильно отстает от лидеров материковой экономики – Китая, США, Великобритании и Франции, но способна составить конкуренцию новым игрокам на континенте – Индии, Бразилии, Турции, арабским монархиям. В сферах обороны, безопасности и конфликтного урегулирования Россия готова предложить Африке гораздо больше программ сотрудничества нежели Китай или европейские страны.
Одним из ярчайших направлений дипломатической работы России в Африке стало участие в ливийском урегулировании. Вопреки ожиданиям со стороны международного экспертного сообщества Россия не стала в Ливии повторять сирийский сценарий, избрав более комплексный подход. Ливийская стратегия России совмещает в себе элементы дипломатического посредничества, контртеррористических мероприятий и программ по восстановлению экономики и перераспределению сфер экономического влияния между разными сторонами конфликта. Российскую позицию по Ливии выгодно отличает тот факт, что она последовательно добивается сохранения ее территориальной целостности[7].
В 2015 г. в России была создана контактная группа по внутриливийскому урегулированию. В рамках ее деятельности удается поддерживать диалог со всеми сторонами конфликта. Россия проводит регулярные консультации с правительством национального согласия в Триполи и лично премьер-министром Сараджем и с противостоящей им Ливийской национальной армией (ЛНА) маршала Халифа Хафтара. Также налажены каналы связи с представителями юга страны[8].
Последние несколько месяцев в Ливии фактически установлено двоевластие. Обе стороны конфликта (Хафтар и Сарадж) не обладают достаточными силами и внешней поддержкой, чтобы навязать противнику политическую волю и объединить остальные многочисленные политические кланы и военные группировки под собой. Попытки Хафтара взять штурмом Триполи не увенчались успехом. Немалый вклад в затягивание ливийского конфликта вносят арабские монархии, преследующие в стране собственные цели.
В сложившейся ситуации Россия задействует весь свой политический вес для недопущения повторения в стране сценария 2011 г., блокируя некоторые инициативы ООН, потворствующие внешнему силовому вмешательству. Однако для того, чтобы сдвинуть ситуацию с мертвой точки и привести к согласию противоборствующие стороны, этого недостаточно. Необходимо привлечение дополнительного политического ресурса.
По мнению главы контактной группы России по внутриливийскому урегулированию Льва Деньгова, большой вклад в процесс стабилизации Ливии могут внести российские исламские субъекты федерации, в частности Чеченская Республика и ее глава Рамзан Кадыров. На базе взаимодействия российских мусульман с мировой исламской общиной может быть организована новая международная коалиция либо иная дипломатическая площадка[9].
Подключение Чечни к процессу ливийского урегулирования действительно сильно обогатит политику России, предоставив ей дополнительные инструменты и механизмы влияния. Глава Чеченской Республики Рамзан Кадыров обладает обширными связями и авторитетом в мусульманском мире. Наиболее прочные контакты Чечня установила со странами Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива. Неоднократно Кадыров посещал страны Аравийского полуострова и принимал представителей их руководства на чеченской земле.
Участие Чечни в ливийском политическом процессе уже неоднократно приносило положительные результаты. В 2015 г. при посредничестве Рамзана Ахматовича были спасены моряки российского танкера «Механик Чеботарев», а в 2016 г. на родину при его непосредственном участии были возвращены белорусские медики.
При этом внешнеполитический опыт Чеченской Республики не ограничивается гуманитарными инициативами в Ливии. Еще в 2006 г. в Ливане чеченские подразделения обеспечивали безопасность российских военных инженеров. Большой вклад чеченские вооруженные силы внесли в борьбу с Исламским Государством (запрещено в России) в Сирии, где они не только занимались обеспечением безопасности и поддержанием правопорядка, но и участвовали в контртеррористических операциях.
Помимо всего прочего, Чечня представляет собой пример успешной модернизации исламского общества после продолжительного внутреннего конфликта. У чеченского руководства накоплен богатейший опыт по борьбе с внутренними радикальными исламистскими организациями. В Чечне удалось установить единую религию, которую принимает основная часть населения в качестве основного вектора социального развития.
Описанный опыт политического управления исключительно востребован в странах Африки с неустойчивой общественно-политической ситуацией. Многие африканские государства готовы перенять его и наладить с Республикой прямые контакты. Не случайно оживленный интерес страны Африки (и не только) проявляют к Российскому университету спецназа в Гудермесе, который претендует на то, чтобы стать международной площадкой для двустороннего и многостороннего взаимодействия[10].
Конкуренты России неохотно наблюдают за ее успехами на африканском континенте. Многими из них, в частности Соединенными Штатами, российская политика в Африке воспринимается в качестве вызова национальным интересам и угрозы сложившемуся балансу сил. Однако африканские страны охотно готовы принять нового игрока на материке, что выражается как в национальных, так и международных дипломатических инициативах.
24 октября 2019 г. под председательством России и Египта состоится ответственный российско-африканский саммит «Россия-Африка: общий взгляд в 2030 год» (Russia-Africa: Shared Vision 2030), на который в Сочи приглашены главы всех государств африканского континента и руководители крупнейших субрегиональных объединений и организаций[11].
Событие обещает стать беспрецедентным в истории российско-африканских отношений как по масштабу, так и по глубине последствий для африканской системы международных отношений. На саммите будет определен круг основных российских партнеров на континенте, а также заложены основы для долгосрочных отношений. После сочинского саммита Россия и Африка станут еще ближе друг к другу, что позволит расширить контакты с африканским континентом и российским регионам.
Иван Сидоров
