6 февраля в Баку состоялось внеочередное заседание Совета сотрудничества тюркоязычных государств на уровне министров иностранных дел. В октябре 2019 г. лидеры Азербайджана, Казахстана, Киргизстана и Турции встречались для того, чтобы принять в состав организации пятого члена – Узбекистан. Следующее крупное мероприятие Тюркского совета должно было пройти в Турции в середине 2020 г., но установленный порядок был изменен.
О причинах, побудивших страны Тюркского совета нарушить протокол, известно мало, как и о темах внеочередного заседания. Пресса сообщает лишь обрывочные данные, полученные от отдельных участников бакинской встречи.
Так, заместитель министра иностранных дел Азербайджана Рамиз Гасанов отметил, что на заседании обсуждались важные вопросы региональной политики и задачи по расширению процесса признания Тюркского совета в мире. В частности, был определен статус наблюдателей при организации для стран, не являющихся ее членами (Венгрия), а также установлены функции Почетного председателя.
Генеральный секретарь Тюркского совета Багдад Амреев в свою очередь рассказал журналистам о прогрессе в учреждении единого финансового института организации, который позволит увеличить масштабы и количество совместных проектов.
На себя обращает внимание тот факт, что указанные вопросы не требуют безотлагательного решения. Их осуществление предполагает долгосрочную работу каждого из государств Тюркского совета в рамках намеченного организацией курса. Не является убедительной и версия о том, что причиной внеочередной встречи послужила эпидемия коронавируса, поставившая под угрозу китайский экспорт, посредниками которого выступают государства тюркского пояса.
Целью Тюркского совета, заявленной еще в период его формирования в 2009 г., признается углубление политических, экономических и культурных связей между странами тюркского мира и расширение ареала его влияния. Главным драйвером тюркской интеграции была и остается эрдогановская Турция, а, следовательно, основные векторы развития организации задает именно она. За последние несколько недель произошел ряд заметных международных событий, напрямую влияющих на пантюрскистские амбиции Турции, что послужило причиной созыва внеочередной встречи.
Первое – это тур государственного секретаря США М. Помпео по странам Центральной Азии, его переговоры с узбекским лидером Ш. Мирзиёевым и проведение встречи в формате C5+1. Со времен администрации Обамы (когда возник формат C5+1) Вашингтон ищет пути выведения Центральной Азии из-под влияния конкурентов, прежде всего Китая, и на данном этапе решил опереться на идущий курсом реформ Узбекистан. Анкара рассматривает Центральную Азию в качестве естественного ареала Турецкой политики, а потому подобные действия со стороны США воспринимает в качестве угрозы. Также существует версия о том, что на встрече в формате C5+1 М. Помпео сделал центральноазиатским странам, три из которых входят в Тюркский совет, некое «предложение», что и послужило мотивом для внеочередной встречи.
Вторым тревожным для Анкары событием стала эскалация конфликта в Сирии. Сирийское правительство с целью окончательного вытеснения из страны радикальных групп и восстановления территориальной целостности инициировало новую операцию в контролируемом Турцией Идлибе. В ответ на это Эрдоган обвинил сирийские войска в «массовых убийствах мирного населения» и в ультимативной форме потребовал от них до конца февраля выйти за линию турецких наблюдательных пунктов вокруг зоны деэскалации Идлиб. В противном случае турецкий лидер пообещал использовать силу.
Острая критика в связи с сирийскими событиями прозвучала и в адрес России. Выступая в парламенте, Эрдоган обвинил Москву в покровительстве «преступлений сирийского режима» и потребовал от нее соблюдать Сочинские соглашения 2018 г. Позже глава МИД Турции Мевлют Чавушоглу пояснил слова президента, отметив, что Турция не отказывается от сотрудничества с Россией в Сирии, но готова действовать самостоятельно в случае отсутствия ощутимого прогресса.
Российско-турецкие противоречия в Сирии подогрели свежие данные с энергетических рынков, которые показали, что несмотря на официальный запуск трубопровода «Турецкий поток» в начале года, в 2019 г. импорт Турцией российского газа сократился на 40% (с 22.5 млрд куб м до 14.5). При этом Анкара существенно нарастила импорт из Азербайджана по альтернативной «Турецкому потоку» газовой системе TAP (на 1.9 млрд или 29%) и из нескольких стран-поставщиков сжиженного газа: Алжира, США, Катара и Нигерии. Фактически Анкара ставит Турецкий поток в такие же условия, в каких оказался Северный поток-2.
Некоторые обозреватели, например, из французской газеты L’Opinion, считают, что дипломатическая нервозность Эрдогана связана с тем, что Турция использует весь внутренний потенциал для обеспечения амбициозной внешней политики, при том, что в стратегическом плане эта политика заведомо проигрышна. Экономисты уже давно фиксируют в Турции негативные экономические явления, для обуздания которых правительство расширяет государственный сектор в экономике. Эта тенденция вызывает тревогу и недовольство в обществе и в элитах, что делает и без того пошатнувшееся положение президента еще более ненадежным.
Имея ограниченные внутренние ресурсы, Эрдоган основное внимание уделяет внешней политике, надеясь найти на международной арене дополнительные источники роста. Этим объясняется его игра в кошки-мышки с Россией и США, агрессивная кампания по защите туркоязычного населения на северо-востоке Сирии, нагнетание военной напряженности в Ливии и Восточном Средиземноморье и активное продвижение тюркской повестки.
Присоединение Узбекистана к Тюркскому совету усилило организацию, поэтому пока тюркская интеграция востребована, Анкара стремится максимально ее расширить. Эрдоган намерен превратить Тюркский совет в инструмент внешней политики Турции, который станет новым фактором международных отношений на Евразийском континенте. Таким образом Турция не только составит конкуренцию Евразийскому союзу, но и сделает громкую заявку на повышение своего глобального политического статуса как лидера всего тюркского мира.
Неоосманизм всегда был характерной чертой политики Эрдогана, но пока что он проявлялся преимущественно в форме «мягкой силы». Турецкая пресса уже не первый год распространяет карту, на которой выделена территория «Великого Турана», куда помимо Северного Кипра и тюркоязычных стран Кавказа и Центральной Азии входят некоторые субъекты Российской Федерации, Китая и Молдовы. Готов ли теперь турецкий лидер к тому, чтобы перенести эти границы в реальность, и как далеко намерен их вести?
Иван Сидоров
